Представьте себе город, в котором из всех времён года постоянно представлено только одно: зима. Каждый день его жители отмечают весёлый праздник Новый год, а дети вынуждены ходить в один и тот же класс. Лишь одна бабушка помнит, что когда она была маленькой девочкой, то закопала в землю «секретик» – Зелёное стёклышко – через которое было так весело и интересно смотреть на мир!
Среди прочих жителей в городе живут два злодея: негодяй водопроводчик Воркис и его жена Алибаба Викторовна Яицких, учительница ботаники. Воркис конечно же уже давным-давно отыскал и украл Зелёное стёклышко и переправил его Хозяину в Мурманск. Но, как можно догадаться, в конце сказки Добро побеждает Зло и нескончаемый, всем смертельно надоевший Новый год, заканчивается.
Мораль сказки проста:
– жизнь не должна быть бесконечным, хоть и прекрасным, праздником;
– жизнь не должна быть жирной или сытой;
– жизнь должна быть свободной!

В заброшенном пионерском лагере на берегу Финского залива доживают свой век уже никому не нужные и никому не интересные три сказочных сестры. Много видела и пережила за свою жизнь старшая – Петровна. Мучается невостребованностью средняя – Аглая. А вот младшая, Лизка, та даже и чудес толком сотворить уже не умеет. В общем, погибают они от безделья и тоски. Но не хочет сдаваться старшая сестра, Петровна, оттого и затевает новую сказку про старую, прилетевшую в их заброшенный лагерь, сказочную стрелу.

Нужно навести чистоту в доме? Расправиться с пылью и помыть дно холодильника? Убрать трудновыводимые пятна с одежды или с собственной кармы? А что, если вам необходимо переставить по фен-шую дом? И на всё это катастрофически не хватает времени? Тогда вам срочно нужна помощь квалифицированной домработницы. Ольга Прокофьевна Набекрень сеет порядок и уют налево и направо, даже если вы её об этом не просили.
Перед вами настоящий бытовой блокбастер, который уже покорил сердца тысяч читателей Рунета и стал настоящим текстовым сериалом!

Копирайт текст: Александр Разницын, 2021

Марина – невероятная растяпа и настоящий магнит для приключений. Даже умереть не может как все нормальные люди! Оказавшись на стыке двух миров, она встречает саму Смерть, пришедшую по ее душу. Вот только душа Марины оказалась не готова для транспортировки в царство мертвых. Гораздо привлекательней ей видится работа в паре с мрачным жнецом.
Сама не понимая как, Смерть соглашается взять эту непоседу под свою опеку. Кроме Марины к ней в команду попадает харизматичный и совершенно неуправляемый кот по кличке Паганини. Вместе они отправляются на зов экстремальных и сногсшибательных приключений, находят новых друзей, спасают мир от конца света, помогают ангелам-хранителям спокойно провести свои отпуска и наводят порядок в бюро судеб.
Юмор, мистика, токсичные отношения и много-много сарказма – что еще нужно для хорошего настроения?

Копирайт текст: Александр Разницын, 2024

Мировая история полна вещей, которые были утрачены — неумышленно уничтожены или потеряны в ходе времени. В своей книге Юдит Шалански пытается ухватить то, что оставляет после себя потерянное: эхо и стертые следы, слухи и легенды, приметы забвения и фантомные боли. Картина Каспара Давида Фридриха, вид тигра, вилла в Риме, греческая любовная поэма, остров в Тихом океане — этот по определению неполный каталог утраченного и исчезнувшего становится ковчегом для двенадцати историй, раскрывающих свою повествовательную силу там, где обычная традиция не справляется. Главные герои этих историй — люди или их духи, борющиеся с быстротечностью: старик, хранящий знания человечества в своем саду в Тичино, художник руин, создающий прошлое таким, каким оно никогда не было, постаревшая Грета Гарбо, которая бродит по Манхэттену, гадая, когда именно она могла умереть, и писательница Юдит Шалански, прослеживающая следы истории ГДР в пустых местах своего собственного детства. Эта книга, лауреат премии имени Вильгельма Раабе, финалист Международного Букера, была отмечена многими критиками по всему миру, ведь она свидетельствует о том, что разница между присутствием и отсутствием может быть незначительной, пока существуют память и литература, позволяющая ощутить, насколько близки друг к другу сохранение и разрушение, потеря и созидание.

Книга гонконгского философа Юка Хуэя представляет собой исследование историко-метафизического вопроса о технике. Опираясь на идеи Жана-Франсуа Лиотара, Жильбера Симондона, Бернара Стиглера и представляя историю современной восточной мысли (включая такие фигуры, как Фэн Юлань, Моу Цзунсань и Кэйдзи Ниситани), в значительной степени неизвестной русским читателям, автор проливает новый свет на вопрос о технике в Китае. Почему техника никогда не тематизировалась в китайской мысли? Почему время никогда не было настоящим вопросом для китайской философии? Как трансформировалось традиционное понятие Ци в отношении к Дао по мере того, как Китай принимал технологическую современность и вестернизацию? В «Вопросе о технике в Китае» систематический исторический обзор основных понятий традиционной китайской мысли сопровождается оригинальным исследованием перечисленных проблем и подводит к вопросу: как китайская мысль может сегодня поспособствовать критической переоценке глобализированной техники с космотехнических позиций?

Известный немецкий археолог Тонио Хёльшер предлагает свою интерпретацию фресок так называемой Гробницы ныряльщика в Пестуме, открытой в 1968 году, — уникального памятника греческой живописи классического периода. Восстанавливая исторический контекст произведения, Хёльшер расходится с его метафизическими толкованиями и рассматривает сцену ловкого прыжка юноши в воду исходя из значимости физического, телесного начала для жизненного уклада древних греков. Культура взросления, престиж тренированного тела, эротизм оказываются, согласно его выводам, ключевыми элементами общественной жизни как в греческом полисе, так и за его пределами, в «антимире» диких пространств.

Брюс Хейнс (1940–2011) сделал карьеру как гобоист в классическом оркестре и с молодости интересовался историей исполнительской практики и своего инструмента (в конце 1960-х годов он открыл в Калифорнии мастерскую, где под его руководством делались реплики барочных гобоев). Накопленный им опыт исполнения на современных и исторических инструментах, концертов и записей с известными музыкантами и коллективами, общения с музыковедами лег в основу этой книги. Автор рассказывает, как кодифицированная нотная запись и распространение музыкальных произведений на бумаге постепенно очистили западную музыку от вариативности и сделали ее «академической» — и как потом, в последние полвека, академические музыканты обнаружили за строгим фасадом своей дисциплины целую вселенную, из которой, не сумев ее полностью подчинить, эта дисциплина выросла. Таким образом, исторический конец старинной музыки оказался условием ее начала, нового рождения, к которому был причастен и автор этой книги.

Майкл Фрейм (род. 1951), математик, бывший профессор Йельского университета и коллега создателя фрактальной теории Бенуа Мандельброта, в своей книге исследует феномен скорби с точки зрения геометрии. Мы скорбим, потеряв близкого человека, домашнего питомца, прежний образ жизни — нечто любимое и важное для нас. Как могут фракталы, траектории и переменные уменьшить эту душевную боль? По утверждению Фрейма, понимание «геометрии» своих переживаний может помочь пережить утрату. Анализируя скорбь как необратимую потерю, он обращается к законам математики, литературным сюжетам, эволюционной биологии, личному опыту. С их помощью Фрейм выводит собственные теоремы, позволяющие увидеть и проанализировать через «самоподобие» жизненного выбора, теорию мультивселенной и проецирование негативных эмоций на разные «пространства» сознания сложную закономерность чувств, составляющих скорбь.

«Музей вне себя» — манифест против унылого единообразия и одномерности, к которым нередко приводят усердный контроль и порядок, и в то же время кладезь историй и сокровенных фактов. Читателя ждет необычайно увлекательное и познавательное путешествие: он откроет для себя Лондон начала XIX века, Париж 1840-х годов, Лас-Вегас 1990-х и свяжет их с самыми поразительными европейскими художественными и архитектурными проектами ХХ–ХXI веков. Он соприкоснется с грезами и воплощениями парадоксальных творцов: Джона Соуна и Эль Лисицкого, Марселя Дюшана и Робера Филью, Карло Скарпы и Кристиана Болтански, Ле Корбюзье и Рема Колхаса, Альфреда Хичкока и Джозефа Корнелла… Он увидит, как многомерны и непредсказуемы улицы, здания, окна и целые кварталы современных городов. Он убедится в существовании того, «что уже есть, но остается незамеченным, как бы существуя в параллельной вселенной». Одним словом, читателю предстоит пересмотреть свои отношения не только с музеем, но и с городом, и, возможно, с самим собой.

Нагори — японское обозначение конца сезона, всего позднего, запоздалого, переходящего из реальности в воспоминания. Очерчивая смутные контуры этого понятия, важного для японского отношения к еде, поэзии и времени, автор, японская писательница, живущая во Франции, увлекает нас за собой в манящий сумеречный лимб — пограничное пространство между человеком и природой, личным опытом и движением истории, жизнью и смертью. И приглашает попробовать это время на вкус: в приложении к эссе приводится меню ужина, созданного ею в качестве итоговой работы за период резиденции на Вилле Медичи.

«Капитале в XXI веке» Тома Пикетти предложил новый взгляд на проблему, которая в последние десятилетия обращает на себя все больше внимания, — проблему неравенства. Проанализировав огромное количества данных, французский экономист обнаружил следующую закономерность. При прочих равных быстрый экономический рост уменьшает роль капитала и его концентрацию в частных руках и приводит к сокращению неравенства, в то время как замедление роста имеет следствием возрастание значения капитала и увеличение неравенства. В исторической ретроспективе — а книга Пикетти охватывает огромный период от начала XVIII века до наших дней — рост влияния капитала прерывался лишь в двадцатом столетии как следствие двух мировых войн и кейнсианской политики Славного тридцатилетия (1945–1975). Сегодня же мир возвращается к ситуации, когда неравенство неуклонно увеличивается, что может привести к тяжелым социальным и политическим последствиям. Впрочем, в отличие от Карла Маркса, с которым Пикетти часто сравнивают, француз не ограничивается лишь мрачной констатацией сложившегося положения и не предрекает крах капиталистической системы. Он предлагает меры, которые могли бы приостановить неблагоприятные тенденции.